-------------------------------------------------------------------------------------------------

НА КРАЮ ЗЕМЛИ – ВНУТРИ КОНФЛИКТА

--------------------------------------------------------------------------------------------------

18 ноября 1814 г. «Суворов» был встречен восторженным ликованием: это был первый за 4 года русский корабль, пришедший сюда, а главное — он принёс радостную весть о поражении Наполеона. Шеффер окунулся в праздничную суету Ново-Архангельска, столицы такой далёкой и дикой земли. 24 ноября (6 декабря), через неделю после прибытия «Суворова», главный правитель Русской Америки А.А.Баранов устроил великолепный приём в честь русских офицеров, поразив гостей своей щедростью: «… стол Г. Баранова представлял совершенную роскошь, около 10 блюд, со вкусом изготовленных, составили наш обед, — вспоминал лейтенант С.Я.Унковский, — и прекраснейшая мадера разливалась в изобилии» . Произносились тосты в честь императора Александра, пели «Многие лета» и палили из пушек. Вечером танцевали, и гости наслаждались прекрасной музыкой.

Но очень скоро праздник закончился, и Шеффер отчётливо увидел огромное различие между суровыми реалиями американской колонии и привычной для него атмосферой блестящего великосветского общества. Здесь не действовали совершенные механизмы социального управления и регулирования, строгая иерархия и бюрократические институты, здесь мало что сдерживало силу, волю и честолюбие. Шеффер должен был осваивать новые правила игры.

Неизбежное настало — между гордым капитаном «Суворова» М. П. Лазаревым и властолюбивым А. А. Барановым возникли острые противоречия, переросшие в ненависть и непреодолимую вражду. Смелый капитан, привыкший к опасностям и тяжёлым испытаниям, боровшийся со стихией и отлично знавший запах пороха и вкус победы с презрением смотрел на жалкие деревянные укрепления Ново-Архангельска, где всем заправлял старик Баранов, требовавший беспрекословного подчинения своей воле. «Жестокий нрав Г. Баранова, — писал Лазарев в 1817 г., — восполненный неограниченным самовластием, освобождённый от всякой ответственности перед судом по отдалённости, внушает ему разные мстительные меры с теми, кто не рабски и не безмолвно исполняет, или угадывает его волю, напитанную едиными страстями».

Молодой дерзкий Лазарев и его офицеры, отстаивая свою независимость, поддаваясь влечениям своих импульсивных натур, тем самым самоутверждались. Они высмеивали ситхинские порядки, критиковали чуть ли не каждое решение Баранова. Бравые офицеры потешались над «нелепым стариком». Унковский, описывая скандал, происшедший в июле 1815 г. между Барановым и американцем Хантом, в который вмешался Лазарев, писал: «… никакие убеждения не действовали на старика Баранова, едва стоявшего на ногах в полной парадной форме с орденом св. Анны на ленте, которого крест висел уже не впереди, а назади».

Главный правитель Русской Америки был взбешён наглостью строптивых юнцов, которые не желали выполнять его приказания и, более того, приняли сторону его злейшего врага Ханта, заподозренного в незаконной торговле с индейцами. Дружбу с Хантом Баранов расценивал как предательство, однако Лазарев так не считал: «Я и гг. офицеры старались снискать знакомство Г. Ханта, потому что он человек честнейший и одарён большими познаниями. Общество его было нашею пищею, нашим отдохновением, вырвавшись из общественного круга Г. Баранова, который и сам утверждать не будет, чтоб он старался быть примером тонкого и благородного обращения».

Шеффер оказался в весьма сложном положении. За долгие месяцы опасного плавания между ним и офицерами установились приятельские отношения . С другой стороны, он оказался в дикой стране, где реальной властью обладал жесткий и своенравный Баранов. Что должен был чувствовать Шеффер?

Оказавшийся в схожей ситуации барон Иван Штейнгель, который в конце XVIII в. попал на Камчатку, очень болезненно переживал свою чуждость местному начальству, людям грубым и невежественным. «Он не имел ничего с ними общаго, — писал впоследствии сын барона, — по природе благородный германец, по воспитанию вежливый, просвещённый муж, по религии лютеранин, по языку немец, по душе честный человек, по сердцу пылкий, не в меру чувствительный и храбрый воин, мог ли он нравиться толпе безнравственных невежд, приехавших в Камчатку с единственной целью обогатиться и пожить за счёт безгласных и угнетённых ея жителей».

Однако Шеффер понимал, что вмешиваться в установленные порядки колонии — бессмысленно, он не собирался демонстрировать своё превосходство. В отличие от двадцатишестилетнего Лазарева, который был моложе его на десять лет , Шеффер был опытным человеком, не позволявшим себе ради личных страстей оскорблять главного правителя. Шеффер-авантюрист занял сторону сильнейшего, ведь именно в окружении Баранова он мог обрести пространство удачи. «Россия имеет не много таких патриотов, людей столь самоотверженных, настойчивых и неутомимых, как Александр Баранов, — писал Шеффер в своём дневнике, — … его мужественность, его терпение в крайней опасности и презрение к собственным ранам, полученным от врагов-дикарей, внушают такую храбрость его малочисленному окружению, что он всегда оказывается победителем». Победителем… Шеффер всегда хотел им быть…

Доктор остался с Барановым, он осудил дерзкое поведение офицеров. Лазарев никогда не простит этого доктору. Даже через несколько лет, в 1825 г., когда его, командира фрегата «Крейсер», в Рио-де-Жанейро спросят о Шеффере, он ответит: «Г.Шеффер не только что поведением своим заслужил как наше, так и вообще гг. офицеров, бывших на Суворове, негодование; но даже и впоследствии весьма бесчестно поступил он и с господами директорами Российско-Американской Компании, издержав на их счёт около 200 000 рублей без всякой пользы и не дав ни малейшаго в оных отчёту. Я же со своей стороны, дабы избавиться от столь беспокойного человека, решился при возвращении моём в Европу лучше вовсе лишиться медицинского чиновника, нежели взять с собою такого человека, каковым оказался Шеффер» .

Прагматичный немецкий доктор и отважные русские офицеры были очень разными людьми. Шеффер, находясь уже на Гавайских островах, писал: «Суворовские офицеры большие повесы» . Он решил сделать ставку на Баранова.

Главный правитель, безусловно, был польщён тем вниманием и уважением, которое оказывал ему коллежский асессор, иностранный доктор Шеффер, человек просвещённый, владевший несколькими европейскими языками. В колонии всегда не хватало людей, а ссоры с Лазаревым только создавали лишние проблемы. Позиция Шеффера выгодно отличала его в глазах Баранова. Вообще, врач в Русской Америке — явление редкое. «Нам самим приходится быть врачами в силу наших способностей, — заметил однажды Баранов, — если кто-то ранен настолько тяжело, что ему требуется врач, то ему надо умереть». Доктор Геттингенского университета стал в этой дикой стране персоной исключительной.

25 июля 1815 г. «Суворов» самовольно покинули Ново-Архангельск, оставив на берегу Шеффера и суперкарго Германа Николаевича Молво . Баранов решил отправить доктора на Сандвичевы (Гавайские) острова. Шеффер, до сих пор остававшийся в тени, получил шанс заявить о себе. Его ждала авантюра.

ЖУРАВЛЬ В НЕБЕ

На Сандвичевых островах Шеффер появился как опасный чужак, который требовал компенсацию за причиненный ущерб Российско-американской компании. Шеффер должен был получить сандаловое дерево за судно «Беринг», потерпевшее кораблекрушение у берегов Кауаи в январе 1815 г. и захваченное вместе с грузом островитянами. Шефферу было предписано добиться торговых привилегий для компании и монополии на вывоз сандалового дерева. Кроме того, Баранов поручал ему проводить на островах естественнонаучные исследования. В своих инструкциях Баранов писал: «Не распространяюсь я также много о политических мерах, какие употребить надлежит в рассуждении находящихся там многих иностранцев разных наций и различных свойств соперничество и зависть… , а полагаюсь на ваше благоразумие и способности, что вы не упустите из виду способов, где выгоды компании и Отечества предусмотрите и не допустите себя уловить хитростными предлогами таковых чужеземцев» .

Справляясь с враждебностью окружения Камеамеа, доктор пытался ненавязчиво вписаться в новую среду. Это было непросто. Один, без поддержки, среди людей с жестокими и дикими нравами, выходцев из разных культур, он был вынужден лавировать между туземцами и иностранными моряками, пристально следившими за новоявленным конкурентом. Эта игра таила много опасностей, но авантюриста риск только притягивал.

Для начала Шеффер воспользовался преимуществами своей профессии. Врач — это, наверное, самая миролюбивая профессия из всех. Свой интерес к архипелагу можно было объяснить желанием провести естественнонаучные разыскания. Зная же людские слабости, можно манипулировать ими в своих интересах: привезённые с собой вещи, принадлежавшие компании, он позволит брать родственникам и приближённым Камеамеа, рассчитывая на то, что сработает древний механизм социального взаимодействия «подарок — отдарок». Шеффер получил земли. Доктор вылечил Камеамеа и его любимую жену, чем значительно укрепил свой авторитет. Но довольствоваться лишь скромной ролью лейб-медика авантюрист не мог. Он должен был осуществить поставленные Барановым задачи и «не упустить из виду выгоды компании и Отечества».

Шефферу удалось получить от Камеамеа разрешение на устройство фактории и земельные участки на островах Гавайи и Оаху. В апреле - мае 1816 г. у берегов Оаху появились русские корабли «Открытие» (капитан А.Я.Подушкин), а затем «Ильмена» (капитан У.Уодсворт). Последнее судно, на котором прибыл Тимофей Тараканов (имя которого еще встретится в нашем повествовании), прибыло из Калифорнии и остановилось на островах для срочного ремонта. Затем прибыл «Кадьяк» (капитан Дж.Юнг). У капитана Подушкина были инструкции, в которых Баранов писал следующее: «… решил я не упуская удобного времени ускорить посылкою судов; хотя и нужны бы были в другие небезполезныя также рейсы, пока не пришли туда американо-бостонские суда, коих люди могут интригами своими … растроить весь наш план». Баранов приказывал Подушкину по прибытии на острова «учинить общий совет… и буде достигнет туда Мирт Кадьяк корабль наш, то и Жорж Юнга с Торопогрицким пригласить же и какие удобныя принять меры обще решить…» После прибытия судна «Кадьяк» необходимо было, как писал Баранов, отправиться на Кауаи к Каумуалии, и, если тот не согласиться на мирные предложения, то следует применить военную силу, а в «удобном случае уже и остров тот Атувай взять именем Государя нашего Императора Всероссийского во владение под державу его, ибо ни Англия, ни другие нации кажется не имеют на сей своих прав…» .

Подушкин привез Шефферу из Ново-Архангельска от Баранова письмо. Главный правитель сообщал, что лейтенант Швейковский с «Суворова» «пишет ко мне коротко, а прочие никто! Красильникова есть к Г.Мольво письмо и кажется он обласкан должностию Германа кумекает свободно и спокоен: не писал, ни к Г.Кускову там, ни ко мне сюда» . Шеффер вновь вспомнил о ссоре с членами экипажа «Суворова».

Итак, у Шеффера появились дополнительные силы. Н.Н. Болховитинов отмечает: «По собственной инициативе Шеффер задержал «Ильмену» в Гонолулу» . Правомочность действий Шеффера доказывает выдержка из инструкции Баранова Подушкину: «Ежели в бытность вашу на Островах Сандвических случится, что зайдут для освежения русские наши суда, компанейские и графа Румянцева, о коих пишет Главное наше Правление, то в случае нужном по тамошним происшествиям попросить от начальников тех и гг. офицеров возможной помощи и от имени моего, а если нужно будет, и сию инструкцию предъявить тем» .

Принимая во внимание этот факт, поступок капитана судна «Рюрик» О.Е.Коцебу выглядит, по меньшей мере, «непатриотично». Прибыв на архипелаг в декабре 1816 г. и столкнувшись с вооруженным сопротивлением Камеамеа, он постарался всячески оградить себя от угрозы и никак не помог своим соотечественникам .

Кроме того, нельзя игнорировать тот факт, что Шеффер впоследствии имел намерение отправить «Ильмену» в Ново-Архангельск, однако долгое время не мог его осуществить. В письме Баранову от 11 июня 1817 г. он сообщал: «Прежде как половина года назад, хотел я к вам отправить бр.Ильмена с сдешними продуктами, но как всякому матросу есть известно, на силу я Кап. Водзвоту из гавани Ганарей выгонял, где он долго простоял напрасно; только что корабельные вещи пропил, которые мог только захватить» .Итак, вместе с Подушкиным Шеффер отправился к острову Гавайи для переговоров с Камеамеа, но не достигнув успеха, он решил следовать на Кауаи к Каумуалии.

Каумуалии был слабым звеном в достаточно устойчивой системе, сложившейся на архипелаге. Его покорность Камеамеа в реальности таила в себе угрозу нарушения баланса сил. Честолюбивый Каумуалии, желавший взять реванш, нуждался в Шеффере. Они почувствовали, что близки друг другу. 21 мая (2 июня) 1816 г. Каумуалии принял русское подданство. Каумуалии обязался не только возвратить уцелевшую часть груза «Беринга», но и предоставил Российско-американской компании монополию на торговлю сандаловым деревом. Король разрешил постройку в своих владениях русских факторий. И, кроме того, Шеффер оговаривал свое право «сделать коллекцию минералогическую, ботаническую и анимальскую» . 1(13) июля был заключен «тайный трактат», по условиям которого Каумуалии предоставлял 500 человек для завоевания островов Оаху, Ланаи, Науи, Малокаи, которые принадлежали Камеамеа. Российско-американская компания получала «половинную часть» принадлежавшего ему Оаху, а также «все сандальное дерево» на этом острове. Шеффер должен был «завести фабрики и лучшую экономию, через которую бы сдешние жители просветились и обогатились» .

С Шеффером произошла удивительная метаморфоза. Он стал средоточием энергии, которая должна была дать импульс для изменения системы, поднять Каумуалии на борьбу. И вместо любезного и заботливого врача на Кауаи появился энергичный предприниматель и властный военачальник , способный возводить крепости, обрабатывать плантации, заключать выгодные торговые сделки, организовывать оборону своих факторий, руководить людьми.

Шеффер предпринимал очень смелые шаги, которыми и измеряется пространство авантюры. На это его вынуждали обстоятельства. У него имелось лишь два варианта поведения: занять позицию пассивного слабого наблюдателя, с которым никто не считается, а, значит, не выполнить поручение Баранова; или занять жёсткую позицию и диктовать свои условия. Чтобы достичь успеха, Шеффер должен был не приспосабливаться, а приспосабливать, преобразовывать чужую среду в соответствии со своими задачами. Для этого нужна была сила. И авантюрист —актёр и игрок — сумел создать иллюзию русской силы.

Демонстрация своей власти — важный атрибут поведения русских на Сандвичевых островах. Шеффер всё время говорил Каумуалии о скором прибытии русских кораблей , он купил королю шхуну «Лидия», а также договорился о приобретении за 200 тысяч пиастров большого вооруженного корабля «Авон» — и это не растрата имущества компании, не нелепая выходка — это важный акт конституирования вассальных отношений между Шеффером и Каумуалии. Конечно, Шеффер осознавал, что такой поступок мог вызвать неудовольствие начальства (что и произошло), но приходилось играть по правилам этой, пусть и очень опасной, игры.

Чтобы стать «своим», Шеффер обустраивал, приручал чужое пространство: на островке, затерянном в тихоокеанских просторах появился туземец Платов, крепости с русскими названиями: имени Барклая де Толли, Александровская и Елизаветинская, Шефферова долина, русские фактории, русские служащие, русский мундир на Каумуалии. Русский флаг над Гавайями… Поведение Шеффера, однако, - отнюдь не сумасбродство. «Не считаясь с реальными возможностями, — пишет Н. Н. Болховитинов, — Шеффер развернул на Гавайских островах и в первую очередь на острове Кауаи кипучую деятельность». Поступки Шеффера, по-видимому, требуют более глубокого анализа. Происходило оформление материально-пространственной среды, наделение её своей знаковой семантикой. На Сандвичевых островах Шеффер не только в полной мере проявил присущий ему авантюристический дух, но и талант прекрасного руководителя. Несомненно, Шеффер был человеком выдающихся способностей.

Однако он был обречён натолкнуться на жестокое сопротивление среды. Он не встретил активной поддержки своего начальства, испытывал значительные трудности и на уровне своего непосредственного окружения. «Везде равномерно недостаток в людях и работниках»,— жаловался Шеффер. Да и те люди, которыми он располагал, скорее, создавали дополнительные проблемы: «Индейцы не весьма были благорасположены к людям, о которых они заключали по промышленникам компанейским, и между коими находились преступники всякого рода; они набраны в Сибири компанией большей частью из ссыльных, даже из сеченых кнутом, и отвозимых в американские селения; они ведут жизнь гораздо развратнее самих индейцев, и, не взирая на всю употреблённую мною строгость, не мог я их воздержать, чтобы не пропивали за ром последний лоскут одежды с тела; они как у меня, так и у посторонних и между собою воруют, даже и убивают! Мне донесено было, что промышленник Лищинский на острове убил двух россиян, и что сей изверг даже у короля Тамория насильственно брал ром и деньги… Сам доктор Шеффер обязан спасением своей жизни привязанности к нему алеутов, немногому числу из россиян и индейцев и собственной осторожности». Даже такой трудолюбивый человек, как Тимофей Тараканов, способности которого Шеффер оценивал высоко, не желал оставаться на Гавайях и исполнял свою должность приказчика лишь из чувства долга. После того, как Тараканов получил приказание Баранова отправляться на «Ильмене» в Ситку, Шеффер, как писал сам Тараканов, «… сказал с презрением: ступай пешком, если хочешь, а я судно не отпущу, да и алеут не отпущу ни одного человека, а тебя до тех пор удержу, пока Александр Андреевич не пошлёт на место твоё такого же трезвого и опытного человека». Тогда Тараканов решил дискредитировать себя в глазах Шеффера и начал пить, надеясь, что Шеффер его отпустит, но этого не произошло. Деятельность Шеффера была чужда и находящимся на службе РАК иностранным капитанам, которые при первой же возможности предали русских.

Но авантюрист боролся за свою идею. Шеффер и его люди находились на осадном положении, их объединило чувство опасности, в тёмных лабиринтах которой был только один проводник — решительный и самоотверженный доктор Шеффер. Этому немцу, плохо говорившему по-русски, каким-то чудом удавалось увлечь своими романтическими призывами этих простых необразованных промышленников. И это чудо — ощущение авантюристом своей избранности. 1 июня 1817 г. «харизматический лидер» пишет воззвание своим людям: «Брати! Я намерен етим индейцам распойникам показать, что русская честь не так дежево продается что незделается игрушка за руским флагг и имени нашего великого государа, а я осовно желаю показать етим барварам, что я заслужу буить руским стаб-офицером. Кто из вас принимается за Доври дело? кто из вас согласен со мной шить, кужить, тратся, холоду терпеть и честь и погатства заслоушить кричи урра, урра буити верни, что я всегда пуду с вами…». Через несколько дней Шеффер написал в Ново-Архангельск, что он «…спрашивал весь народ и они со мной согласны здесь удержаться…».

Но горстка храбрецов была бессильна перед грозной силой американцев. Шеффер мог создать на Гавайях лишь иллюзию своего господства — реальную власть здесь имел не он. У туземца Каумуалии были иные стереотипы: для него не важны договоры, тайные трактаты, церемонии — формальные атрибуты русского присутствия. Прагматичные американские капитаны не интересовались нормами международного права, по их представлениям хозяева здесь — они, а русские — лишние, чужие. Каумуалии, уважавший силу, вновь начал склоняться к привычному равновесию сил, дисгармонию в которое внесло вмешательство Шеффера. Предприимчивые иностранцы ускоряли разрушение системы, созданной в результате рождения гениальной авантюры.

Камеамеа и его окружение отвергли идею вооружённого вмешательства, был избран более лёгкий путь — общественное мнение. Информация целенаправленно циркулировала по двум направлениям: американцы — Каумуалии и американцы — русские. Ложные слухи распространялись с целью, во-первых, внушить Каумуалии сомнения и страх, а во-вторых, продемонстрировать русским свою силу и запугать их. Шеффер писал 11 июня 1817 года: «… один из наших матросов слышал, как капитан Водзвот королю Тамари сказал, что он одурачен, для чего русским поверить, что русские его только станут обманывать и дальше русские всех индейцев убьют или крепостными сделают, что русские так бедны, без американцев все должны с голоду умереть…». «Один беглый с военного английского корабля по имени Адамс, записанный в подданстве Американских соединённых областей, предводительствовавший судном, принадлежащим королю Тамаамаге, сказал на острове Ваге россиянам: российский флаг веет на Атувае, я скоро поплыву туда, сорву оный, растопчу ево ногами и на оный — ! о сем доказано было Д. Шефферу; так же известился он от английского капитана Еннингса брига Колумбия, что капитан Ебету, из Соединённых американских областей, на острове Ваги сказывал, что между Россией и Соединёнными областями объявлена война, что российский генеральный консул задержан под арестом…». На Кауаи получали такие угрозы: «… если король Тамари не сгонит вскорости с Атувая русских, и не снимет российского флага, то прийдут к оному 5 американских судов, и убьют как его, так и всех индейцев».

Наконец, механизм социально-психологического воздействия сработал, и 1 июля 1817 года на Кауаи вспыхнула «революция», русские были изгнаны. Несколько дней доктору и его людям пришлось провести на полузатонувшем судне «Кадьяк»: «Американские капитаны, плавающие около здешних берегов, считают за ничто если русское судно потонет, и люди с оным погибнут, лишь бы только удалось им получить лишнее полено сандального дерева».

Чужаки, посягнувшие на привычный уклад, должны были понести наказание. Авантюрист оказался врагом.
Шеффер вновь становится врачом, и его бывший пациент капитан судна «Пантер» Льюис отвозит его в Макао.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------